ХРОНИКИ КОНЦА СМУТНОГО ВРЕМЕНИ
«Эхе-хе-хе... Охо-хо... Тяжело собирать выбитые зубы сломанными-то руками», - вспоминал давишний разговор с орловским губернатором бывший государь, а ныне барвихинский мещанин Николай Борисович Сельцин.Жалился ему Егорка Перестроев:- Дескать, нехорошо, нечестно поступил с верхними боярами новый государь. Думали консенсус наладить с молодым царем, подсобить в заботах о державе, а гляди... Вместо того, чтоб рядком да ладком дела великие вершить по вотчинам дальше, обустраиваться, государь наслал на столбовых дворян новых худородных. Голодных и оттого злых.
- Ить слезами обхохочешься, Борисыч, - всхлипнув в ухо хозяина, ябедничал гость. - Срам-то какой пришлось пережить и хулу превеликую от охотнорядцев, как прислали народные печальники человечка с ультиматумом по фамилии и стыдно говорить, Борисыч. Тьфу!
- Сказывай, кто таков, - посуровев лицом, пытал гостя хозяин.
- Да Похмелкин... Слыхал о таком, Борисыч?
- Похмелкин, Похмелкин... -вслух вспоминал Николай Борисович, но его неторопливое течение мысли вдруг нарушил громкий крик ученого щегла, встрепенувшегося в клетке при знакомом слове. «Водочки, дядя, водочки», - заверещала птица, давая понять, что пора переходить от слов к делу.
За стол сели при свечах. И хрен бы с ним, с веерным отключением электричества, да плохо то, что водка в графинчике была как парное молоко. Первая стопка пошла колом. Ледника в барвихинском особняке не было, и теплую ботвинью хлебали молча.
- Ты бы, Наиновна, сказала Таньке насчет Чудайса. Ить не впервой балует с электричеством.Нашел на ком беречь. Економ рыжий!
Здоровая, с ноготь, муха, жужжа, с лету бухнулась прямо в хозяйскую миску с ботвиньей. Борисыч густо засопел, заметив, что орловский гость прячет в губах ухмылку. Хозяина прорвало. Треснув кулачищем по столешнице так, что опрокинулась золотая супница, Борисыч заорал прорезавшимся вдруг басом:
- Я царь или не царь?!
Гость испуганно втянул голову в плечи, а Наиновна, задрожав губами, кинулась к супругу, тороп-
ливо успокаивая:
- Царь, батюшка, царь, - и украдкой утерев слезу, уже тихо в рукав всхлипнула:- Бывший...
«Ох, нехорошо, ох, мутно...» - вспоминал тот вечер Борисыч, и в животе отдавалось бурчанием. Пучило. А все Танька виновата, дщерь дерзкая. Совсем волю в доме взяла. «Вам, папенька, не водочку, а брусничную воду надо пить али «черноголовку», - вычитывала сегодня отца за завтраком.Щегла зачем-то велела соседу Черемырдину отдать. Птица-то при чем?! Да и Степанычу щегол совсем не нужен. Вон он как на гармошке наяривает после того, как с трубы поперли. Теперь боярином в нижней палате портками трясет. И не боится никого за старые-то делишки с государской кубышкой. А все потому, что хотел как лучше. Намазался этим «хотел как лучше» и попробуй его ухвати.Скользкий как налим.
Обидно было Борисычу еще и потому, что из трубы Степанычева дома всегда пер дым коромыслом. Подельник Степаныча не забывал и электропитание бывшему шефу устроил автономное. И потому у соседа всегда была холодная водка, а теперь еще и щегол.
- Дура Танька! Совсем захороводилась с кем ни попадя. Роду-племени не знамо какого.Ишь, теперь заладили: «Семья»! А какая к черту «семья»?! Чуть что - разбегутся. Уж и сейчас при встрече шапку не ломают и прут в
дом, того и гляди дверь с петель снесут.Охо-хо! Скушно, мутно на душе,как послушаешь, что людишки-то
шепчут. Норовят и его, благодетеля, с краю пристроить. Копают уже и под этот, как его, дефолт после испарившегося транша. Нынешнего премьера Касьяныча, не на ночь будь помянут, тревожат. С дочками и зятьями его, Борисыча, никак не уймутся. А что им? Зарплата идет, торопиться некуда, вот и ковыряют.
Друган и собутыльник немчина Коля тоже недавно отписал: мол, достали его - дальше некуда. И Клина Блинтона тоже ждут не дождутся, когда президентский срок кончится, чтобы его с женой делишками заняться. Этого еще, дай Бог памяти, ну, генерала, что страну с «чикагскими мальчиками» реформировал, свои же неприкосновенности лишили. Чего ему теперь на старости-то лет ждать?
«Ох, непрочно, ох, зыбко все», - думал Борисыч.Вспоминая давишний разговор с орловским губернатором, Бори-
сыч уже жалел, что в девяносто пятом сам же даровал вотчинникам неслыханные вольности. Жидковаты оказались воеводы, как на них цыкнули. Не в коня корм, не по Сеньке шапка. Вспомнить, так смех и грех.
Ведь было дело, докладывал еще тогда Санька Крыжаков, что его тайные людишки дознавали.Прикатит иной князь из медвежьего угла в первопрестольную и ну бахвалиться: «Мине по субботам сам царь Николай Борисович пироги с осетриной к столу присылат. Уговариват: сделай милость, откуси-де, сколько проглотишь».
Вокруг народишку соберется тьма, дивятся, ахают... А гостю того и надо. Любо. В «Мерседесе» расплывется на кожаных подушках как пузырь, а рожу надутую из окошка высунет: дескать, глядите на меня, какой я гладкий, важный и пригожий. Посадские девки на морозе кипятком ссут. Московский голова Дружков жаловался,
что у дворников опосля руки отваливаются лед обкалывать.
- Ах-ах, тряс седой головой Борисыч, жалея о былом. А по-другому рассудить, так прав был он,что терпел. Строил противовес.Горлопаны из нижней палаты тогда уж как досаждали. Как изгалялись! Не чета нынешним. И надо
было крыть их верхними.Другое дело, что жестче. Как нынешний государь. Не в зубы, а по зубам. Глядишь, и не было бы конфузу с тем прокурором, что с девками-срамницами сам третий ничего сделать не мог. Мундир зря
опозорил. А девки уж старались...Пониже живота целовали.И что Борисычу, тогда еще не просто, как ныне милостивому государю, а настоящему Государю,было эдакое смотреть? Вот, кряхтя, и пришлось верхним кланять
ся: мол, прогоню в шею поганца, а вы уж подсобите... Вотчинники по-хорошему не поняли. В ответ лишь зубы куражливо скалили. Любо им было, что прокурор-хороводник швейцарцев-крохоборов на его, Борисыча, зятьев и
дочек натравил. О воровстве великом и мздоимстве на каждом углу, меж двор и по подворьям кричал. Бесстыдник. Шпынь ненадобный. Тьфу! Даже сейчас, вспоминая ту обиду, давно мимопрошедшую, у Борисыча от накатившего гнева прилила кровь к голове и снова забурчало в кишках. Видать, брусничная вода, что заставили пить за завтраком и в обед, в пузе бунтовала.
А ведь предупреждал настырную Таньку, что непривычен к сему.Стерпел, даже когда Танькин дружок (то ли Рабинович, то ли Хаймович), прервав рассказ о том, как тайно ездил в Екатеринбург к губернатору Дросселю, с
издевкой напомнил слова велико го пиита: «Боюсь, брусничная вода мне б не наделала вреда».
Накаркал, нехристь!Уж как жалостно глядел Борисыч на супружницу свою Наиновну. Ждал, что выкажет материнскую власть за столом и поднесет с огурчиком. Пусть и без щегла. Куды там, сидела тише воды -
ниже стола. Как худородная али приживалка, прости, Господи. И зятья , и старшая дочь Антонина, всегда покорная родительской воле, ныне не замечали отцовской муки. Слушали, что врет этот Рабинович.А врал тот складно: мол, напу ганные-де и укрощенные вотчинники из верхней палаты пихаются неприлично локтями и лаются, как нищие на паперти, кому у государевых ножек в Госсовете быть. Помогать советом царю в заботах о
державе. Сей круг должен быть узок, так решил царь, и потому войти в него - дело и не кормления совсем, а чести. И тут, сколько ни пыхти боярин, пуская злого духа в шубу о сорока соболях, если под горлатной шап-
кой умишком убог, уж не обессудь.
«Истинно, истинно...» - соглашалась сидевшая за столом кумпания.
- А вот еще, - засверкав очами, дивил хозяев Рабинович. - Сказывают, боярин Никитка Смехалков из Потешного приказа звал дружка-приятеля свово, вологодского губернатора Мозгалева, не мешкая, ехать в Африку. Живого слона абы на худой конец сушеного крокодила царю в подарок добыть.
- Ах-ах, - пужались дочки Борисыча, глядя в рот олигарху. А тот нес такое...
Пока дурищи слушали, один из зятьев, сидевший рядом с Борисычем, тайно передал тестю стопочку. Борисыч в глоток ахнул. Замер, прислушиваясь, как вниз брюха пошло тепло, а навстречу поднималась доброта. Эдак-то
славно! Одно неудобство: глаза стали слипаться, и Борисыч старательно их таращил, давая понять, что слушает внимательно.
- Сказывают, Мозгалев поначалу оробел: мол, как же это, слона то? А ну слон их самих добудет?
- Воистину, воистину, - поддакивали дочки.
- Страсть какая! - щепотно крестилась Наиновна.
- Вот и Мозгалев-то Никитке о том, чтоб сидеть им смирно. Да и солнцем утомлен-де изрядно, а в Африке, сказывают, оно пуще...
Григорий НЕГОДЯЕВ.(Продолжение следует).
ПРОСИМ ВАС ПРОГОЛОСОВАТЬ ЗА ФЕДОРЫЧА НА КОНКУРСЕ ЮМОРА http://humor.21.ru а также поддержать дискуссию о его творчестве на http://www.forum.msk.ru
Напишите мне
